Константин Образцов о себе и своем внутреннем мире!

Добро и зло. Тьма и свет внутри человеческой души. Сущности из параллельных миров, создания, пришедшие из-за пределов нашей реальности. Алхимические опыты навеянные холодной и завораживающей харизмой Санкт-Петербурга и страх неизвестности. Это далеко не все составляющие привлекательного мира книг Константина Образцова. В искренней беседе без обиняков и надуманности писатель покажет часть своего огромного внутреннего мира, своей бескрайней творческой Вселенной. Честно и откровенно о том, что в мыслях и на сердце.

Константин, почему Вы решили писать в жанре именно мистического триллера?

Для начала хотел бы сказать, что такого жанра не существует, как, например, жанра «фэнтези» или «женского детектива», не говоря уже о более экзотических определениях. Литературоведение знает жанры романа, повести и рассказа, остальное – вынужденное изобретение издателей и продавцов книг, которым нужно как-то классифицировать огромное количество книг, представленных на полках магазинов. Представьте себе, что Вы пришли в книжную лавку середины девятнадцатого века: там бы Вы увидели сотню, может быть, две сотни наименований художественных произведений, из которых едва не половина была бы поэтическими сборниками. Сейчас ситуация изменилась. Всеобщая грамотность, наличие домашних компьютеров и избыток свободного времени привели к тому, что количество писателей едва ли не сравнялось с количеством читателей, и в книжным супер- и гипермаркетах представлены десятки тысяч книг. Как помочь сориентироваться в таком сомнительном изобилии? Вот и приходится квалифицировать все это, изобретая все более изощренные определения: «эротический триллер с элементами фантастики», «детективное городское фэнтези» и прочее в том же духе. Брэм Стокер, например, создавая «Дракулу» писал роман, но сейчас бы его назвали «хоррором». «Илиада» Гомера стала бы «героическим фэнтези», а «Орестея» Эсхила – «мистико-эротическим триллером». Поэтому правильнее говорить о выборе темы, но не жанра.

Что же до меня, то не было такого, что я сидел и выбирал между детективом, романтической новеллой, например, и мистическим триллером и наконец сделал нелегкий выбор в пользу последнего. Это скорее отражение моего интереса, каких-то внутренних мотивов, которые предопределили выбор именно такого направления.

Что и кто повлиял на Ваше творческое мировоззрение? Есть ли в Вашей профессиональной деятельности кумиры, образцы для подражания?

У меня есть писатели и произведения, в которые я, можно сказать, влюблен. В первую очередь это Сафон (Прим. – Карлос Руис Сафон – испанский писатель) – я недавно открыл для себя этого автора: начал с «Марины», продолжил «Тенью ветра» и всем остальным. Очень люблю и ценю творчество Нила Геймана, Тонино Бенаквисты, Йона Айвиде Линдквиста, Густава Мейринка, Эрнста Теодора Амадея Гофмана, Николая Васильевича Гоголя и многих других. Но это личный выбор человека Константина Образцова. Не могу сказать, что я как автор в своем творчестве ориентируюсь на каких-то писателей или конкретные произведения, желая создать нечто подобное.

Что же касается чтения, то, конечно, все мы – родом из детства, и первые детские читательские впечатления остаются самыми сильными. Меня научили читать в 3 года, но подбором литературы я занимался самостоятельно, исходя из особенностей домашней библиотеки. А так как бабушка работала прокурором, у нас дома была «Следственная практика» (Прим. – спец. издание для следователей и работников прокуратуры). И я в 4 года нашел эту книгу и читал такие статьи как «Сложные случаи расследования убийства без трупа», «Различные аспекты расследования убийств с расчленением трупа» – вот все это я читал и почему-то не пугался. В 4-5 лет много читал Гоголя – «Вий», «Вечера на хуторе близ Диканьки», очень много сказок, детскую 10-томную энциклопедию – особенно нравились статьи про динозавров, космос и древнюю историю. Наверное, такой специфический выбор чтения отчасти повлиял на последующее творчество уже в зрелом возрасте.

Как рождались «Красные цепи»? Что послужило вдохновением для создания этой книги?

«Красные цепи» зародились в далеком 2000-м году из желания написать книгу, которую мне самому было бы интересно читать, создать идеальный роман для самого себя. Такое, наверное, бывает у искушенного читателя: в определенный момент становится очень сложно выбрать следующую книгу. И тогда в блокноте я наскоро набросал те элементы сюжета, которые должны были быть в моей идеальной книге. Поэтому «Красные цепи» очень эклектичны: это такое признание в любви ко всему, что нравилось автору за десяток лет – детективы с стиле «нуар», мистические истории о вампирах, фильмы Тима Бартона, сериал «Секретные материалы», исторические романы и средневековая проза. Тут есть и криминальные мотивы, и оккультизм, и оборотень бегает с арбалетом по городу, и зомби, по которым стреляют из дробовика… Хочется верить – и благосклонный прием книги читателями укрепляет меня в этой вере – что такое сочетание вышло органичным, а роман – увлекательным.

Насколько сложно или легко складывалась работа над этим произведением?

Не могу сказать, что работа над книгой складывалась сложно. От момента замысла до того, как была поставлена последняя точка в тексте, прошло 12 лет. Конечно, роман не писался каждый день – были годы, когда я даже не возвращался к этой книге. В целом же период непосредственного написания уложился в полгода.

Тема Зла и темной стороны человеческой жизни во все времена была весьма привлекательна как для писателей, так и для читателей. Авторы, работающие в этом направлении, всегда окутаны ореолом таинственности. Ваш писательский имидж также формируется с учетом такой особенности читательского восприятия?

В силу того что я 15 лет отдал маркетингу и формированию разнообразных имиджей, собственный я вообще никак не формирую – не хочу. Я стараюсь быть честным и искренним – это очень важно и для творчества, и для общения. В моих книгах нет ни одного слова, ни одной запятой, которая исходила бы из желания понравиться или подгадать, как будет лучше. Здесь все сделано на 100% честно.

Вы не боитесь писать о темных силах? Ведь никогда не знаешь, куда это приведет?

Временами боюсь. Потому что, как бы то ни было, все написанное пропускаешь через себя, и, конечно, происходит эмоциональное переживание того, что пишешь. А оно не всегда приятное. Например, Гофман, когда писал «Ночные рассказы», настолько боялся того, что выходило у него из-под пера, что будил жену – и она садилась рядом с ним, бралась за вязание, а он продолжал писать.

Когда входишь в творческий поток — это можно назвать вдохновением, — то воспринимаешь себя как приёмник: ты принимаешь историю и транслируешь ее максимально хорошо, как можешь. Такое странное ощущение, как будто не пишешь, а читаешь что-то или записываешь под диктовку.  А истории бывают страшные. И писать дневники одержимого губительной идеей безумца в «Молоте ведьм» от первого лица было довольно тяжело эмоционально.

Вы верите в загробную жизнь и ее негативное воздействие на нашу реальность?

Как же загробная жизнь может негативно воздействовать на реальность? (Ехидно улыбается). Отдельно ведь загробная жизнь, а отдельно – наша, по эту сторону реальности.

Во время работы над книгой происходили ли с Вами какие-то необъяснимые, мистические события?

Хочется ответить: «Да, конечно!  Вот, например, была история…» Но ничего особенного не происходило. Кстати, хочу отметить, что среди некоторых читателей есть мнение, что в «Молоте ведьм» вообще нет никакой мистики, а происходящие события они объясняют психозом, массовыми галлюцинациями, нервными расстройствами. И мне нравится эта точка зрения, приятно, что есть такое прочтение. Я ведь как раз хотел показать равновесие – может быть так, а может так. Вот «Красные цепи» более фантазийные – там вервольф, вампиры, зомби… Можно прочитать «Молот ведьм» как историю про охоту на ведьм, а можно – как историю несчастного человека, который дожил до 50 лет и сошел с ума от порочной страсти к молодой девушке, или драму человека, взявшего на себя роль судий несовершенств окружающего мира. И если говорить о мистических переживаниях, они не бывают явными. Вот, например, сегодня я написал это, а завтра оно случилось. Это не так. Иногда что-то воплощается, но это такие вещи, которые понятны только тебе самому, а людям их не расскажешь.

Хотели бы Вы, чтобы Ваши произведения были экранизированы?

Найдите хоть одного автора, который не хотел бы, чтобы его произведения были экранизированы! (Заразительно смеется) Некоторые еще роман не дописали, а уже придумывают трейлер к фильму по его мотивам. Конечно, хотелось бы, к тому же я сам очень люблю кино. Мне кажется, мои книги хорошо подходят для экранизации, потому что сам по себе текст очень визуален. Для того чтобы описать что-то, мне самому это надо увидеть, а иногда даже проиграть некоторые сцены и диалоги, проговаривая реплики, продумывая мизансцены.

Как Вам удается удачно совмещать ответственную работу и творчество? Помогают они друг другу или мешают?

Плохо удается совмещать, хоть они и не мешают друг другу. Просто и то и другое требует времени, сил и нервов.

Во время работы над художественным произведением используете ли вы какие-либо допинги или стимуляторы творческой деятельности?

Мельдоний! (Смеётся в голос) Нет, конечно, я ничего не использую, кроме чая – чёрного, горячего, очень крепкого и сладкого. Могу за ночь выпить несколько кружек.

Что в работе над книгой для Вас более важно: самобытный стиль изложения, развитие необычной сюжетной линии, оригинальные, философские идеи, заставляющие читателя думать?

Когда я пишу, то не думаю о самобытности стиля или философских идеях. Я просто стараюсь рассказать интересную историю, и мне кажется, это самое главное, ведь любой автор – в первую очередь рассказчик. И мысль у него при написании книги должна быть только одна: я хочу рассказать вам интересную историю и сделать это как можно лучше.

Вы живете в Санкт-Петербурге. Это Ваш родной город. Какое воздействие он оказал на Ваше творчество?

В Петербурге я родился, вырос и прожил 43 года. Это мой город. Когда ты петербуржец, то город, наверное, оказывает какое-то влияние, но сам ты его не определишь.

Петербург ярко отражен в моих книгах; кто-то даже говорит: «Петербург Образцова». У меня он страшный, мрачный, отсыревший и похожий на заброшенный склеп – таким я его вижу и таким люблю.

Какими новыми писательскими творениями собираетесь порадовать читателя в ближайшее время?

Читатели, ожидайте в августе роман «Культ»! В нем мы увидим уже знакомых персонажей – в частности, тех, которые встречались в «Молоте ведьм». О том, что еще будет в «Культе», я пока не скажу, но скажу, чего там точно не будет: Петербурга, Гронского и Алины (Прим. – центральные персонажи) и исторических экскурсов – вот такая неожиданность. Думаю, что смена места действия, манеры повествования, темы только на пользу творчеству: невозможно писать постоянно про одних и тех же героев, действующих в одинаковых интерьерах, это скоро наскучит и автору, и читателям. Неизменным останется одно: я расскажу вам интересную историю и постараюсь сделать это как можно лучше.

Анонс книги «Красные цепи» опубликован в рубрике PRO Книги здесь.

Беседовал: Илья Ромащенко,

Фото: из архива Константина Образцова

Специально для CityGu.ru