«Бахчисарайский фонтан» на сцене Саратовского театра оперы и балета

Саратовские любители балета, конечно, с нетерпением ждут того момента, когда величественное историческое здание оперного театра снова распахнет свои двери. Но с еще большим нетерпением они ждут премьер, которыми продолжает радовать зрителей труппа театра на Новой сцене (где, к слову, тоже весьма уютно и празднично). Поэтому неудивительно, что премьера балета Бориса Астафьева «Бахчисарайский фонтан», либретто которого создано Николаем Волковым по мотивам одноименной поэмы Александра Сергеевича Пушкина, стала долгожданным событием, вызвавшим большой интерес у саратовской публики.

Коротко о сюжете

Надо сказать, что история, рассказанная в спектакле, динамичнее и напряженнее первоисточника. Это логично, ведь у авторов были разные задачи и предполагались разные средства выражения. В классическом либретто больше действия, четче и детальнее события. Здесь и история Марии, тем более драматичная, что самый радостный праздничный день становится для девушки днем необратимой трагедии – потерей отца и жениха, пленом и заточением в гареме; и отчаяние отвергнутой ханом Заремы, толкнувшее ее на убийство, за которым следует неотвратимое жестокое наказание; и глубокая тоска хана Гирея, обреченного вечно вспоминать двух некогда любимых им женщин – отвергнутую им и отвергшую его. Первая и последняя сцены замыкают повествование в кольцо, возвращая Гирея к плачущему камню фонтана, к образам Марии и Заремы. И вспоминаются строки Пушкина, но не из поэмы «Бахчисарайский фонтан», а из стихотворения «Фонтану Бахчисарайского дворца»: «Фонтан любви, фонтан живой! Принес я в дар тебе две розы». Белая роза – польская красавица-полонянка, красная – страстная любящая Зарема. Все, что осталось могущественному хану…

Спектакль и отдельные моменты

Первое, что хочется сказать – это очень красиво. Великолепные костюмы, масштабные сцены бала в замке отца Марии и гареме хана Гирея – ярко, завораживающе и очень контрастно. Дело не в противопоставлении европейской сдержанности и восточной «варварской» роскоши. Роскошь и там, и там, но она разная. Цветовое решение «польской» темы – светлые тона. И сама Мария – светлая, тонкая. В «татарской» теме все яркое – красное, золотое – но при этом даже блеск золота кажется каким-то темным, мрачным. Лазутчики хана, пробравшиеся в замок, выглядят не просто зловеще, а чужеродно, несопоставимо с картиной праздника и жизни в замке вообще. Этот диссонанс еще сильнее ощущается в танце, в пластике, более резкой, более угловатой, но полной неукротимой силы и напора.

Каждый танец, каждый дуэт – это настоящий рассказ, диалог. В этом плане особенно сильное впечатление производит сцена Заремы и Марии. Это пылкая речь Заремы, которую не понимает и боится Мария, это именно диалог. Пусть слова любимой (бывшей любимой!) жены хана Марии непонятны, но язык тела, язык жестов она понимает сердцем. И мягкое касание к умоляюще сложенным ладоням – успокаивающий ответ, дающий Зареме надежду. Они бы нашли общий язык, две столь разные женщины, они уже почти нашли его. И все могло бы случиться иначе, не найди Зарема в покоях Марии упавшую с головы хана тюбетейку.

Великолепна сцена в гареме, где Зарема, потеряв статус любимой жены, мгновенно превращается в изгоя. Если бы от нее всего лишь отвернулись те, кто еще недавно сидел подле ее ног и всячески выражал свое почтение! Но нет! Каждая жена, каждая наложница считает своим долгом посмеяться, унизить, позлорадствовать. А ведь Зарема горда, очень горда! Но ее почти не трогают насмешки и перешептывания – что значит потеря положения в гареме по сравнению с тем, что любимый Гирей, которого она так ждала, едва удостаивает ее взглядом, и то, скорее, как досадную помеху. Признания в любви и мольбы Заремы после убийства Марии – не попытка сохранить жизнь или оправдаться. Не пощады она просит, а хотя бы отблеска былой страсти в глазах Гирея. Но любовь хана уже не вернуть, она это знает. А значит, зачем ей жить…

Удивительно выразителен военачальник хана Нурали. В каждом движении – сила, ярость и мгновенное подчинение любому взгляду, любому жесту Гирея. То, что Нурали – верный слуга своего хана, естественно. Но преданность военачальника гораздо глубже чувства долга и дисциплины, и уж конечно глубже заурядного страха вызвать гнев Гирея. Нурали убьет и умрет за своего господина не задумываясь, потому что он предан не просто хану, он предан человеку. Если бы кому-то позволено было называться другом хана, то это был бы Нурали.

Конечно, эпизоды, произведшие самое сильное впечатление, у каждого зрителя свои. Рассказать же о спектакле полностью, сказать все, что хочется, невозможно. Да и есть ли смысл описывать танец, пластику, красоту? Это надо увидеть собственными глазами. И лучше всего сделать это минимум два раза, чтобы посмотреть спектакль в исполнении обоих актерских составов.

Текст: Елена Имбирева

Фото: Дарья Невешкина

Специально для CityGu.ru