На сцене театра кукол прошел «Черный снег»

До Дня Победы, осталось меньше месяца. С этим значимым для каждого россиянина праздником перекликается премьера, состоявшаяся в театре кукол «Теремок» 18 апреля 2021 года, — спектакль для взрослых «Черный снег», поставленный в рамках проекта «Культура малой родины». Сдача спектакля состоялась еще в прошлом году, а вот показать его зрителям из-за продолжавшихся долгое время ограничений получилось только сейчас.

О сюжете

Спектакль «Черный снег» поставлен не по какой-то конкретной пьесе. Его литературная основа – воспоминания узников концлагерей и документальные материалы, связанные с этой темой, собранные и переработанные главным режиссером «Теремка» Геннадием Шугуровым, в том числе история о Януше Корчаке, писателе и педагоге, который добровольно пошел в газовую камеру, не пожелав оставить своих учеников.

По сути, повествование идет в двух временных плоскостях. Одна — это воспоминания. В них слово берут женщины и дети – те самые заключенные лагерей смерти, в полосатых робах, с обритыми головами.

Второй временной пласт – реальное время, в котором происходит диалог, то ли пресс-конференция, то ли судебное расследование. Здесь с одной стороны – люди, судя по всему разных национальностей и классов, с другой – дряхлеющий старик в инвалидном кресле. Эти люди – бывшие узники лагерей смерти, которым посчастливилось выжить. Старик – «простой солдат СС», который «только выполнял приказы». Но по ходу спектакля возникает ощущение, что персонажи как будто принимают на себя и другие роли. И тогда голоса «простых граждан» кажутся более молодыми, более эмоциональными, словно слово взяли те, кто сам не пережил этих кошмаров, но искренне хочет знать и сохранить память уходящих поколений. Старик тоже превращается в собирательный образ – не только солдата-охранника, который «всегда уважительно относился к этим людям, не бил, не толкал, не оскорблял их, давал им хлеб и воду», но и тех, кто своими руками совершал казни, по собственной прихоти посылал на смерть напуганных и беспомощных людей.

В спектакле нет сюжетной линии и диалогов в привычном, классическом смысле. И при этом спектакль сам по себе является диалогом – непрекращающимся, тянущимся сквозь десятилетия диалогом жертв и палачей, погибших и живых.

О спектакле

Куклы в спектакле статичны. Они лишь обозначают персонажи, оживляемые актерами. Художником-постановщиком спектакля стала заслуженный деятель искусств Удмуртской республики Татьяна Старикова и, надо сказать, несмотря на визуальную лаконичность спектакль очень выразителен.

Переход из одной временной плоскости в другую отмечается появлением на сцене бетонных коробов газовых камер, из которых и появляются узники концлагерей, словно призраки прошлого, возникающие из кошмара воспоминаний. А затем те же самые газовые камеры поглощают их, забирают обратно и исчезают, уступая место настоящему.

Но и в настоящем палачи и жертвы разделены массивной серой колонной – трубой крематория. Эту черту они не пересекают никогда. Они навечно останутся по разные стороны, сколько бы ни было попыток прощения и раскаяния. И поэтому неожиданным и резким выглядит переход одного из «граждан» на другую сторону. «Эта дама меня с кем-то путает!». Но он больше не пересекает незримую границу, он остается с другой стороны трубы-колонны. Он тоже начинает отвечать на вопросы и давать показания – спокойным голосом, точно и бесстрастно. Это словно напоминание, что палачи и преступники все еще живут среди нас. Да, они выглядят как добропорядочные граждане. Да, их осталось мало, как мало осталось и тех, в чью кожу навсегда вбиты номерные клейма лагерей смерти. Но палачи все еще живут рядом со своими жертвами и многим из них удалось избежать кары за свои преступления. Вот только тот немощный старик в кресле, тот самый охранник-эсэсовец, который прожил жизнь не так уж и плохо, несмотря на вроде бы полученное наказание (американский лагерь для военнопленных) очень хочет перед смертью поговорить о том, что было. Исповедаться? Оправдаться? Самому себе доказать, что он действительно «ни в чем не виноват и только исполнял приказы»? Почему это ему так необходимо? Может, потому, что происходившее тогда в лагерях смерти настолько несовместимо с самим понятием «человек», что не поддается осмыслению? И в это действительно трудно поверить даже по прошествии десятилетий, при наличии неоспоримых доказательств и свидетелей? Может поэтому он, прерывая сам себя, кричит: «Да кто бы тогда в это поверил?! Может, ничего не было?!»

Воспоминания повторяются, меняя временные пласты и персонажей, словно закольцовывая, объединяя прошлое и настоящее, выживших и погибших. И снова старик выкрикивает один и тот же вопрос: «Сколько можно вспоминать прошлое?! Для кого?!» и получает один и тот же ответ: «Для будущего!»

Говорят, от густого жирного дыма из труб крематория снег становился черным и хлопья сажи тоже были как черный снег. Снег не может быть черным. Он не может падать снизу вверх. Люди не могут творить такие зверства. И пережить такое тоже выше сил человеческих.

На сцене идет снег. Черный снег. Кажется, что он летит снизу вверх, превращаясь в черно-белую огненную метель…

Текст: Елена Имбирева,

Фото: театр Теремок,

специально для CityGu.ru