Переступление артистов «Балаганчика»

Это не опечатка. «Переступление артиста» — именно так (а не так, как вы наверняка прочитали в первый раз) называется новый спектакль театра драмы, музыки и поэзии «Балаганчикъ», премьера которого состоялась в начале декабря 2022 года.

Первоисточники и инсценировка

В основу спектакля легли четыре рассказа. Три из них — «Преступление актрисы Марыськиной», «Волчья шуба» и «Рассказ о колоколе» принадлежат перу Аркадия Тимофеевича Аверченко, а заключительный, «На кладбище» — Антону Павловичу Чехову. Но спектакль не стал прямым пересказом этих произведений. Инсценировка Юрия Лапшина (он же является и режиссером спектакля) объединила эти миниатюры одной сквозной линией — историями артистов. Наибольшие изменения претерпел, пожалуй, «Колокол». Сохранив сюжетную линию, авторский стиль и смысл (или мораль, если угодно) повествования, Юрий Егорович плавно связал этот эпизод с первым — «Преступлением актрисы Марыськиной». Вместо инспектора страхового общества Холмушина с его семейством — театральная труппа во главе с режиссером после премьеры. Соответственно, несколько изменились и реплики персонажей, а главным своим преступлением режиссер почитает бездарность его постановок и убийство собственного таланта. Но эти переходы и изменения сделаны на таком legato, что никаких сомнений в происходящем у зрителя не возникает.  И искреннее непонимание молодой актрисы того, почему все так переполошились из-за этого колокола, грусть по его красивому звону — как изящный финальный росчерк едва ли не единственной «души чистой, безгрешной».

Рассказ Чехова «На кладбище», который в первоисточнике и рассказом-то назвать сложно, скорее зарисовкой, на сцене превратился в полноценное, полное драматизма действо. Опять же — при очень бережном и уважительном отношении к литературному источнику. Но вот вам последняя фраза героя: «Господа, а вы где? Господа… Это же Мушкин!» Чехов этого не писал, но настолько органично вписались эти реплики в общую картину, в настроение эпизода, что Антон Павлович вряд ли был бы против, да еще и поаплодировал бы актеру и режиссеру.

Так что если вы читали эти рассказы, все равно можете смело приходить на спектакль — разочарованы не будете. Если не читали — тем более приходите!

О постановке

Как на таком крохотном сценпространстве, не имея ни возможности установить «нормальные» декорации, ни даже более-менее удобных кулис, играя практически только «на крупном плане» (зрители первого ряда сидят буквально в паре метров от артистов) можно создавать такие полноценные, качественные и драматичные спектакли? Героизм театра «Балаганчикъ» не перестает удивлять, так же, как профессионализм актеров и всех, причастных к созданию спектакля.

В «Переступлении артиста» актеры «Балаганчика» действительно «переступили» множество рамок и границ — от рамок жанра до границ литературных первоисточников. Уместно и органично вплетаются в действие совершенно не аверченковские и не чеховские фрагменты — здесь и стихи Анны Ахматовой (кто хоть раз слышал, как читает Ахматову Елена Смирнова, поймет, чего ждать), и знаменитый монолог Гамлета, и его диалог с Офелией. Эти по-настоящему драматические моменты оттеняют комедийность спектакля, придавая ему большую глубину, заставляя зрителей не забывать о том, что принято заслуженно называть «высоким искусством». Ради него, ради этого высокого искусства артисты готовы мерзнуть, голодать, продавать душу дьяволу, рисковать карьерой, играть в любых условиях — да на что угодно готовы. В рассказах Аверченко и Чехова, учитывая дух и реалии того времени, это особенно хорошо видно, а по-настоящему творческий подход при их переносе на сцену «Балаганчика» только сделал эту мысль более яркой и объемной.

О спектакле и актерах

Основное впечатление от спектакля: смешно, весело, иронично, легко, многопланово, емко. Особенно приятно, что чисто комедийные приемы, рассчитанные на стопроцентный смех в зале, не выглядят отдельными вставками «чисто ради смеха». Они уместны, органичны и выглядят Хочется рассказать о каждом понравившемся эпизоде, сказать доброе слова о каждом из артистов, но, во-первых, зачем же лишать зрителей удовольствия самим получить удовольствие от неожиданных моментов и великолепной актерской игры, а во-вторых, в одну статью все это просто не уместится. Но, тем не менее, нельзя не сказать о самом-самом. Итак…

«Преступление актрисы Марыськиной». Ну, в самом деле, какое преступление может совершить актриса? Разве что пойти против воли режиссера. Именно так и поступает «второстепенная» актриса Марыськина (Ольга Лапшина), получив роль из двух фраз. А хочется-то «тетрадку в два фунта весом», как у примы Любарской (Елена Смирнова). Наверное, Марыськина и не планировала пЕреступать дозволенные границы, но не выдержала актерская душа… Тут надо сказать, что Ольга Лапшина «переосмыслила» свою героиню не меньше, чем Марыськина – свою. Ее купчиха Полуянова (которую играет Марыськина) буквально физически занимает собой пространство сцены, требуя внимания. Она лихо и неоднократно расшвыривает двух артистов, пытающихся силой увести со сцены разошедшуюся актрису, а бедная Любарская под конец просто пытается спрятаться от нее под столом (как вы догадываетесь, безуспешно). Контраст между растерявшейся, а от того смешной и нелепой примой и повернувшей все представление в свою сторону Марыськиной великолепен, как и явно удавшийся дуэт Ольги Лапшиной и Елены Смирновой. В итоге Марыськина получает первые и последние в своей жизни овации, а Лапшина – свои, конечно, не первые и уж точно не последние. Зал постоянно взрывался смехом, но при этом сам вполне серьезный и драматичный смысл, вот эта готовность на все ради того, чтобы хоть раз «выложиться» на сцене читается прекрасно. Что сказать… Браво!

«Волчья шуба». И здесь, несмотря на то, что этот эпизод довольно близок к литературному оригиналу, хватает «изюминок», делающих и героев, и саму ситуацию еще более яркими и выразительными. Пианист Зоофилов (Александр Кравцов) дважды отвечает на вопрос: «И как вам Бетховен?» разным людям. Отвечает одними и теми же словами, но если в первый раз он искренне воодушевлен, то во второй сквозь это воодушевление явно слышится обреченность – не поймут ведь, даже не услышат, да и спросили-то исключительно «для порядку». Исай Петрович Трупакин (Михаил Юдин) не упускает случая ущипнуть свою служанку да и вообще явный любитель женского пола, если только это не его законная супруга Марья Семеновна (Ирина Короткова). Устроитель концерта (Александр Гулин) заодно оказывается и местным журналистом, для которого чужая шуба, в которой приехал пианист, — сенсация побольше самих его гастролей. Словом, и этот рассказ, перенесенный на сцену, заиграл новыми, весьма приятными глазу красками.

«Рассказ о колоколе». Этот эпизод дальше всех отошел от своего литературного прототипа, сохранив, однако его характер. Перечислять все «вкусные» моменты бессмысленно – придется просто пересказать весь фрагмент, причем в подробностях (чего делать совершенно нельзя хотя бы ради зрителей, которые еще не смотрели спектакль). Здесь и эпизод с шампанским, и неуловимо меняющиеся лица и интонации сразу после удара колокола, еще до того, как герои начинают каяться в своих грехах, и совершенно замотанный внезапно раскаявшимися гражданами полицмейстер… Совершенно бесподобна молчаливая финальная сцена между режиссером (Владимир Смирнов) и полицмейстером (Михаил Юдин). Вот они смотрят друг на друга с решимостью и полным отчаянием. Вот колокол перестает звонить… и выражение лиц неуловимо меняется, все больше и больше. Не произнесено не только ни единого слова, сцена вообще почти статична, но выразительность ее зашкаливает, а молчаливый диалог, кажется, можно озвучить так, словно читаешь мысли героев.

«На кладбище». Финальный эпизод. Трагичный и пронзительный, он должен бы диссонировать с общей комедийностью спектакля, но нет, такого ощущения не возникает. До определенного момента действие в точности повторяет все, написанное Чеховым (разве что молодые гуляки как от чумы шарахаются от предложения артиста выпить). Но вот артист (Юрий Лапшин) остается один на один с могилой актера Мушкина… Он уже ничего не замечает вокруг, он разговаривает с тем, кого, по собственному признанию, ненавидит даже после смерти и, что явно читается «между строк», боготворит всю свою жизнь. «Я ведь только сейчас понял, как ты это: «Быть иль не быть…» И монолог артиста превращается в монолог Гамлета.  Он – Артист, он – Гамлет, и он играет для единственного зрителя, уже два года покоящегося в могиле. Словно он все еще ведет спор с Мушкиным, который, наверное, и не знал его никогда, доказывая ему и себе, что он имел право стать артистом (хоть сам и говорит про себя: «Добро бы талант был, а то так, ни за грош пропал ..»), что он может, что он – Гамлет… Но мертвых не переспоришь… Потрясающая многослойность. Невероятное напряжение, завершающееся внезапном возвращением в реальность и недоумевающе-растерянным: «Господа, а вы где? Господа! Это же Мушкин! Господа… А как он пел, господа!»  Как можно не почитать, не боготворить самого Мушкина?! Да-да, того самого, который «злодей он был для меня и разбойник (…) Хоть и не люблю его, хоть и мертвый он, а один он у меня на свете, один, как перст». Знаете, с каким произведением ассоциируется этот фрагмент? С «Маленькими трагедиями» Пушкина. Не по сюжету, не по форме, а по глубинному драматизму. Персональная маленькая трагедия неизвестного артиста…

Спасибо, «Балаганчикъ»!

Текст: Елена Имбирева

Фото: Дарья Невешкина

Специально для CityGu.ru